– Будто видел, а где, не припомню.
– Я княжий муж из полян, Гудима. Бывал у твоего отца, и не раз. Вот что хочу тебе посоветовать: если вправду собираетесь идти в ромеи, не делайте этого.
– Почему?
– Ромеи озлоблены вторжением склавинов, свою и чужую силу собирают против славян. Есть верные известия – зовут обров.
– Об этом знают и в Тивери, а обров все же нет.
– Теперь, наверное, придут. Я недаром сидел в Белгороде, бывал в ромеях, знаю. Обры сошлись с императором в цене и договорились. Осталось определить, как быть с кутригурами, которые стоят на их пути, да с нами, славянами, и пойдут за Дунай.
– Что же делать, если так?
– Стань, как говорил, стойбищем и жди. Я буду у отца твоего, князя Волота, скажу ему все как есть, смотришь, вернет вас.
– Мы уже высланы, достойный. Отец не пойдет против решения веча.
– Ничего. Вече может и переиначить свое решение. Если же случится так, что Тиверь не позовет вас, даю еще один совет: идите в Полянскую землю, в город Киев.
– Нас много, двадцать тысяч. Примет ли Киев? Хватит ли у него запасов, чтобы прокормить нас зиму?
– Было бы желание принять, еды хватит. Вы же все молодые, сильные?
– Все до единого.
– Вот и хорошо. Слышал, наверное, князь Киева ставит города по Роси и по Днепру. Поляне – славянская твердыня со стороны степи, им такие, как вы, нужны.
Княжич слушал его внимательно, вдумчиво.
– Если это и вправду так, буду советовать вечу идти к полянам.
– И хорошо сделаешь, молодец. Там свой, славянский народ, он вас в беде не оставит. И земли для всех хватит. Где ты видел, чтобы чужие чужих принимали с радостью? Брат всегда тянется к брату, а в лихую годину и подавно.
XXX
Пока отселенцы подтягивались и разбивали стойбища, пока распрягали коней, солнце спряталось за горизонт. А спряталось солнце – сразу начало темнеть.
– Сегодня не успеем созвать вече, – думал вслух Богданко. – Поздно уже, да и люди утомлены.
– Это правда, – согласились с ним тысяцкие. – Вече есть вече, ему нужно поспорить. А хвороста не заготовили. Если и вправду решил ждать решения из Черна, зачем спешить, созовем вече завтра.
На том и порешили.
Так повелось или гордыня не дозволяла тиверским князьям советоваться с народом – не князья, народ звал князей на вече и держал с ним совет. Богданко, может не задумываясь, поломал этот обычай, вышел на следующий день и оповестил всех о том, что предводитель кочевья созывает отселенцев на вече.
– Братья! – громко обратился княжич к окружившим его ровесникам. – Кланяюсь вам до земли за то, что доверились мне в такую тяжкую для нас годину и в таком нелегком деле – вести вас на поиски земли-кормилицы. Но хочу и спросить: а что же скажете вы своему предводителю? Какой бы путь избрали для всех нас, будучи на моем месте, в какую сторону повели бы?
Вече, видимо не ожидало, что на него будет возложена княжеская забота. Одно дело – идти уже проторенной стежкой, совсем другое – прокладывать ее, одно – возражать, спорить, если не согласен с чем-то, и совсем другое – думать за всех.
Молчание затягивалось, трудно было поверить, что здесь собрались тысячи людей.
– Хотим знать, что надумал князь!
– Да! Оглашай, княже, свои намерения. Мы верим тебе.
Богданку впервые назвали князем, и это польстило, взбодрило его.
– Отселяя нас из земли Тиверской, старейшины говорили: идите туда, куда приведут боги. Приняли ли мы эту заповедь? Приняли, пошли по первому зову, покорились первому совету – идти за Дунай, в плодоносные ромейские земли. Теперь же, когда стали отселенцами, пришло время подумать, божье ли это повеление? Я думаю так, братья: боги противятся этому. Спросите, почему? Пока мы приближались с каждым шагом к ромейской земле, она удалялась от нас. Муж из полян, тот, который был в Белгороде-Тире и возвращался вчера оттуда, поклялся богами: обры идут все-таки в земли ромейской империи, ромеи зовут их. Император озлоблен нашествием склавинов, которые прижали его к Теплому морю. Поэтому если и примет нас, то сразу скажет: «Идите против братьев своих, а наших кровных врагов», или напустит на нас обров и польет нашей кровью землю, в которую мы так стремимся. Поэтому и говорю, стоит ли в такое тревожное время идти за Дунай? Разве можем оставить землю свою на растерзание супостату, думая лишь о том, что она не может нас сейчас прокормить?
– Там, в Черне, говорили уже об этом, – подал кто-то голос. – Сказали: «Идите, другого пути к спасению не видим».
– Сказали, когда не были уверены, пойдут ли обры к границам ромейской империи. А что скажут ныне, не ведаем. Может, одумаются и пришлют нам другое решение: «Тиверь под угрозой вторжения, не уходите из своей земли». На то и мужи думающие, чтобы понимать – не в доброе время высылают из земли цвет ее… Вот и спрашиваю вас, братья: не подождать ли нам на этом стойбище нового решения из Черна? Думаю, успеем еще покинуть родные просторы.
– Правда твоя, княже, следует подождать.
– Подождем сегодня, завтра. Если вестей не будет, тогда уж и пойдем, куда скажешь.
Куда скажет… А пойдут ли туда, куда он скажет? Сомнений нет: вечу по сердцу его мысли, планы. Остается убедить их, куда идти, если стольный Черн не пришлет своего гонца и не позовет назад. Первое, что посоветует вечу, это не ходить в ромейские земли. Прислушаются или нет к его совету – сразу станет ясно, быть или не быть ему почитаемым в роду своем, вынужденному начать новую жизнь.
Богданко призвал всех к тишине и, переведя дыхание, стал излагать им свои мысли.
Всем известно, что покоренные римлянами, а ныне подвластные ромеям земли в соседней Мезии, в Дакии и Фракии – богатые земли. Но ждут ли их, изгнанников обездоленной Тивери, на тех землях? Пусть отроки вспомнят: та земля, от Дуная до Длинной стены, даже до Теплого моря, принадлежит двум властелинам. Один из них – даки и фракийцы, давнишние властелины этой щедрой на солнце и злаки земли, другой – ромеи: сам император, церкви и монастыри, полководцы императорские. Разве эти два хозяина поступятся землей, на которую уповают тиверцы? Нет, не отдадут, ее придется брать силой, проливать за нее кровь, как проливают склавины в Илирике, или же становиться колонами на ромейских угодьях, а там, смотришь, и рабами. Поэтому и спрашивает княжич: разве покидают родную землю для того, чтобы стать рабами? Каждый имеет родителей и слышал, что они говорили: боги не благословляли людей на ратное дело, как не благословляли и разделение их на рабов и рабовладельцев. Они повелевали трудиться на земле, всем и каждому давая одинаковую свободу. Не злом и татьбой славен мир, мудрость и добро – вот его краса. А еще говорили родные: человек – венец божьего создания. Посягать на него, как и на дело его ума и рук, – все равно что посягать на богов. Так могут ли те, кого гонит с родной земли беда, кто познал или познает, что такое вечная разлука с родными, плач и тоска по родной земле, – могут ли они, спрашивает князь, идти и сеять горе, слезы среди других? Не лучше ли и достойней будет перед памятью рода, перед собственной совестью поселиться на свободных землях или там, где дозволят хозяева занятых земель?
– А есть такая земля, княже?
– Есть.
– Укажи нам на нее – и мы пойдем.
– Муж из земли Полянской, узнав, кто мы и куда держим путь, советовал идти в северные края, в землю полян поднепровских. Больше скажу: звал идти туда, осесть родом своим на границах их земель по своим законам и обычаям.
– Так почему колеблешься, княже? Если не позовут предводители Черна, веди к полянам.
– Сомневаться есть причины. Тот же полянин не утаил, что жить будем там не даром. Княжество Киевское – антская твердыня на востоке. Вот и думаю: землю нам дадут, однако и повеление свое тоже дадут. «Живите, – скажут, – на границах земли нашей и будьте щитом от ассийцев». А я, признаюсь, этого не хотел бы. Ни для себя, ни для вас. Мы, тиверцы, живя по соседству с ромеями и постоянно терпя беды от их вторжений, узнали, какое это несчастье – жить на границе и терпеть разбой жадных до чужого добра соседей. Мы постоянно находились в тревоге за свою жизнь и за свое добро, так нужно ли нам селиться в такой земле? Куда правду деть: то земля славянская и обычаи наши – антские. Там мы будем жить обособленно, в соседстве со своим народом, не будем знать таких притеснений, какие нас ждут в ромейских землях. Но стоит ли обольщаться этим? Раз уже случилось, что мы оказались в положении людей, вынужденных искать себе землю-кормилицу, то не стоит ли поискать заодно и землю-мироносицу, в которой ни мы не брались бы за меч, ни нам не угрожали бы мечом, где мы имели бы мир, покой и благодать?