Может, это и удивительно: Придунавье – богатый край, здесь одной рыбой можно прокормиться. Однако за летом пришла зима, зиму сменило лето, а никто из поселян даровыми землями не соблазнился. Да что там поселяне – даже отроки неохотно шли на сторожевую службу в Подунавье, тем более не спешили поселиться тут. Им предлагают приволье, дарят блага, которых не имели нигде, а они хмурятся, скучают, норовя возвратиться в Черн и другие обжитые людьми места.

Приходилось радеть не так о гридницах, как об отдельных халупах и советовать тем, кто находился на распутье: «Бери себе жену, заводи жилье-пристанище и обживайся тут, ни о чем другом не думая, никуда не порываясь». Да что говорить: из-за тех сомнений и нежелания нередко приходится брать в дружину беглый люд, татей в прошлом и настоящем. Живешь среди них и терпишь, поступаешься то одним, то другим, то третьим.

Князю Волоту, да и тому же Вепру проще: у них кроме твердей и веж есть морские пристанища, а к пристанищам стекается люд ремесленный и торговый, там стоят княжеские сотни, поэтому и нравы отличаются от тех, что у Чужкрая или Всевлада. Приходит кто-то из татей и говорит, словно отцу родному: «Властелин, я согласен взять у тебя жилье и быть тебе верным слугой в этом безлюдье, но в этом жилье должна быть и жена».

Что скажешь такому? Должен закрывать глаза и поступать наперекор закону и обычаям рода-племени: «Смерды и те умеют добыть себе жену, а ты как-никак ходил на промыслы, был причастен к ратному делу. Годится ли такому спрашивать у властелина и надеяться, что жену даст он?»

Обрадуется тот да и пойдет, а через седмицу-другую видишь: есть уже жена, теперь стоит перед тобой, просит жилье. Знает Чужкрай, больше чем уверен: где-то плачет мать, угрожают, ища сестру, братья. А что он сделает, если стража ему нужна…

Правду говоря, Чужкраю и самому не очень весело здесь. Но уж тогда, как создаст стражу и будет уверен, что она надежная опора в придунайской веже, поедет и привезет жену с детьми, появятся хлопоты, а с хлопотами не будет чувствовать себя таким одиноким. А пока ничего не остается другого, как приказывать свободным от службы людям заканчивать недоделки в обнесенной стеной гриднице или ловить рыбу в Дунае, а самому заглушать тоску медом, который не забывали поставлять Чужкраю.

– Что изволите, воевода? – егозит, бывало, угодливый медочерпий.

– А у тебя есть из чего выбирать?

– А как же? Есть мед, есть и вино ромейское.

Чужкрай не спешит выказать удивление.

– Правда?

– Разве воевода не уверился еще: если говорю, то говорю только правду? Огнищный нашел дорожку, которая ведет за Дунай, а уж там, за Дунаем, много таких, которые меняют вино на мех.

– Те менялы из ромейской крепости?

– Да нет, даки. До крепости еще не добрались.

– Ну тогда наливай, попробуем задунайского.

Он был действительно внимателен, пил и прислушивался.

А тем временем из вежи подали голос стражи:

– К острогу направляются конные воины!

Воевода услышал, но спешить не стал. И только когда сами пришли и доложили, поинтересовался:

– Откуда направляются?

– С востока.

– И сколько их?

– Десятка два наберется.

– Вооружены?

– Да. И щиты, и мечи, и луки имеют.

– Наблюдайте.

А сам продолжал сидеть в медуше, смакуя задунайское. Но ему не дали как следует насладиться, прибежали от ворот и сказали:

– Просят, чтобы впустили в острог.

– Спрашивали, кто такие?

– Воевода Вепр с дружинниками.

– А что тут нужно Вепру?

– Не ведаем.

– Так пойдите и узнайте. Если действительно у него дело к нам, тогда впустите.

Дозорные пошли, а Чужкрай повернулся к медочерпию:

– Чем же оно лучше нашего меда, это задунайское?

– Вы не чувствуете чем, достойный? Вкус же не тот…

– Вкус не тот, но чтобы лучше – не сказал бы.

Вепра принимали за тем же столом. Не поднялся и не пошел навстречу, хотя знал его давно. Велел медочерпию:

– Налей нам своего хваленого, – и пригласил бывшего содружинника к трапезе. – Скажи, у тебя дело ко мне?

Вепр был хмур.

– Дело, Чужкрай. Но не знаю, говорить ли сейчас…

– Почему так?

– Принимаешь не радушно, вон сколько за воротами продержал, потом допытывался, кто такие и что нужно.

– А ты как думал? Стоим на приграничье, ромеи рядом.

– Вроде не видно, кто мы.

– Пусть привыкают быть осторожными и внимательными. Дружина у меня так себе, должен учить да учить. Поэтому не гневайся, бери, выпей с дороги.

Вепр присматривался, что наливали ему в братницу, однако прикладываться к ней не спешил.

– Разговор наш не для всех, – сказал негромко.

– Пусть будет так. Возвратимся к нему потом, а сейчас угощайся. Угощайся и рассказывай, где бывал, что видал, как живешь в своем Холме и за Холмом?

– Почему за Холмом?

– Потому что имеешь еще один дом – Веселый Дол.

– Если чистосердечно, я тем и живу, что разрываюсь между двумя домами. Холм забирает у меня годы, силы, а выгоды никакой не вижу.

– Разве? Все говорят: настоящий острог соорудил, с Черном скоро можно будет сравнивать. А кроме острога, еще и морское пристанище у тебя есть. Поговаривают, ромеи уже наведываются, приезжают за товарами, привозят свои.

– Не прославился еще мой Холм так, чтобы сюда наведывались ромеи. Кроме даков и ромейских славян, никого не бывает.

– Будут еще, не все сразу.

Вепр пригубил братницу, подумал и немного погодя сказал:

– Не очень верится, воевода, в то, что так будет… Для того и приехал к тебе, чтобы вместе поразмыслить. Может, пойдем поговорим? – понизил он голос до шепота.

– Ну, если так настаиваешь, то и пойдем.

Чужкрая заинтересовало, о чем хочет поведать воевода-сосед. Видимо, недаром приглушал голос и говорил шепотом: разговор не для всех. Вот и поведет туда, где их никто не услышит.

– Не в заговор ли меня хочешь втянуть? – пристально посмотрел на Вепра Чужкрай, когда они уединились.

Гость немного опешил, хотя и старался не выказать растерянности.

– Такого намерения нет, но признаюсь тебе, что приехал не для веселого разговора. Сомнения раздирают последнее время, а поделиться не с кем.

– Ты – и сомнения? До сих пор, кажется, они были тебе неведомы.

– Теперь ведомы. Не забыл, наверное, о чем говорил князь на совете старейшин и воевод.

– На память не жалуюсь, хотя и не пойму, почему тебя тревожит сказанное князем.

– А потому, что сказанное князем – все неправда. Нас обманули!

– Кого это – нас?

– Прежде всего тебя, меня, Всевлада.

Чужкрай окинул своего гостя настороженным, тяжелым взглядом.

– Я не чувствую себя обманутым.

– Потому что не дошла очередь. Дойдет – тогда почувствуешь. Где же обры, от которых нас предостерегал Волот? Соображаешь теперь, почему он угрожал ими, для чего придумал нашествие обров?

– Придумал?

– Именно придумал. Захотел поставить в наших волостях сотни свои, прибрать к рукам все то, что мы обжили и соорудили. Обры кочевали возле Меотиды. У них и в мыслях не было идти через наши земли.

– Откуда тебе знать, что не было у них такого в мыслях?

– Говорю тебе, стали да и пасут коней.

– А если им помешало что-то идти дальше?

– Что могло помешать? Думаешь, испугались наших приготовлений?

– Очень может быть, что и испугались. Если они могли договориться с лангобардами о совместном нападении на гепидов, почему бы им не знать, находясь среди тех же лангобардов, что анты посылали послов в Византию, что между теми и другими есть договоренность: объединить рати и преградить обрам дорогу за Днестр и Дунай?

Вепр не знал, что на это ответить, и разозлился. А злость мешала думать.

– Вижу, и ты не хочешь понять меня. – Вепр вышел из-за стола и направился к дверям, но сразу же вернулся: – Тебе, как и всем, безразлично, что труд мой – плод многолетнего напряжения – становится достоянием Волота, этого подлого пса и убийцы!